Глупец... Куда снова не.. ...я лапы... - голос варга стал таким тихим. Отдалившимся. Его дух погибал. Не справлялся с черным проклятием, охватившим тело и разум гильдийца. Некуда уйти, некуда вернуться... я так слаб. Умру, без надежды на свет?
Все нутро Адаманта торжествовало. Совсем скоро он будет свободен, он чувствовал, он знал это. Все утро он пребывал в хорошем расположении духа, и даже дурная весть, принесенная ищейками не сломила его настроения. Тигр был замечен в лесу. Слишком часто в последнее время чужаки стали наведываться на земли Гильдии. Это беспокоило. Ничто не должно угрожать Господину. Ни одна тварь. Послав несколько групп убийц прочесать лес, сам Адамант направился в сторону строго противоположную от предполагаемого местонахождения незваного гостя. На этот раз Дитя просто не могло явиться в одиночку. Нужно было проверить.
Лапы сами привели убийцу к пограничному ручью. Долго шел вдоль поющей воды, пока в ноздри не ударил знакомый запах. Да, он знал как пахнут Лесные. Он помнил Рамаяши, как будто встретил его вчера, но сейчас встречи ожидал кто-то другой.
Остановившись на приличном расстоянии и укрывшись за надежными ветками ивняка, Адамант наблюдал. Темные сумерки, казалось только прибавляли увиденному контрастности. Белая тигрица.
Свет, - слабо отозвался варг, чувствуя тонкую ниточку спасения этих земель.
Отчаяние завладело главарем. Он искренне пожалел, что не взял с собой парочку бойцов покрепче. Кошачья голова была бы прекрасным "приветом" тигриному племени. Скрываться долго не было смысла, она все равно заметит его. И Адамант медленно двинулся навстречу белым пятнам, мелькавшим средь листвы.
- Дивный вечер, не правда ли? - обратил на себя внимание. Тянуть время, пока ищейки не поймут, что к чему - единственный благоразумный план, пришедший в голову. Провел языком по тонким губам. Какова твоя кровь на вкус?
Любопытство - порок. Адамант не произнес больше ни слова, лишь ухмыльнулся, когда ветер принес ему свежий запах гильдийца. И пусть это был всего навсего малыш Дью, численный перевес имел место быть. И это подогревало больное самолюбие черного, прибавляя уверенности в собственной силе и в силе Гильдии.

Отредактировано Adamant (2014-10-30 08:03:36)

Нечего и удивляться, что их поход на чужие земли замечен Гильдией. Все-таки эти волки не зря являются кошмаром для всех одиночек севера. Слишком проницательные, слишком внимательные. Слишком решительные. К сожалению, последнее часто доходит до фанатизма. И ни здравый смысл, не комариный писк инстинкта самосохранения не воспрепятствует им испробовать шкуру тигра на прочность.
Лаувейя поворачивается к говорящему неспешно, словно появление гильдийца было для нее вполне ожидаемо. На тигра смотрят черные глаза-бусины, лишенные живого блеска хищника. Крупный волчара, потрепанные своими собратьями, но все так же уверенный в себе и своем праве. Голос его полон грубой издевки, нос шевелиться – кажется, на подходе еще один его собрат. Не потому ли гильдией ведет себя так самоуверенно?
Но появившийся следом волк впечатление на Лаувейю не произвел. Худощавый и болезненный на вид он мог служить разве что моральной поддержкой для черного волчары. Или его когтеточкой перед решительный прыжком. Может, так оно и есть.
Тигрица смотрит на гильдийцев с любопытством, но без страха. Не в ее правилах бежать от боя. Собственно, она ничего против не имеет испытать гильдийцев до грядущей битвы их с Севером. Шпионы Детей искусны, они не вступают в бой с проклятой кровью, так что тигры до сих пор не слишком представляют себе, на что способны эти черноглазые.
-Не слишком, - сдержанно отвечает Лаувейя, переводя взгляд с одного гильдийца на другого. – Здесь жарковато и я не перестаю удивляться, как ваша братия еще не протухла в собственных шкурах.
Как бы не интересовала ее перспектива боя, однако одна только мысль, что продеться пробовать на вкус эту проклятую кровь, вызывала у Веи отвращение.

radiohead - a wolf at the door
Стреляли, целясь в сердце, добивали прикладами мощными ударами по голове. Укладывали рядами ровными тела с раздробленными костями, клали цветы на груди и читали молитвы на девяти языках, чтобы каждая душа упокоилась. Ты лежал самым крайним в последнем ряду, девятом ряду, с располосованным лицом урода и вытекающими из орбит глазами. Чьих-то слов долетали приставки и окончания, которые ты рад бы зубами разорвать, да только языком смаковать и оставалось. Давился ими ты девятку раз и слышал, умирая, голоса с чужбины.
Ах-х-х, спаси меня, ангел!..
Они кричали долго, они кричали протяжно, и кто-то сверху считал неукротимо: "девять, девять, девять". И слабые руки мертвых поднимались вверх, чтобы стянуть небо-покрывало и там, под ним, перевернуть все девятки, поставить на безмозглую их круглую голову и высчитать числом Дьявола до бесконечности.
Шесть и шесть и шесть. Восемна-а-адцать.
Шесть на шесть на шесть. Двести шестна-а-адцать.
Ты проклял их.
Темные дни инквизиции твоих нерожденных идей. Маг колдовал настоящее, пока они погибали в своем будущем, пока истязали тела в глубоком прошлом. Ты спрашивал у матери, что шумит в тишине. Она говорила, что в голове твоей бушует океан. Она говорила, что мощная волна может поглотить тебя. Она говорила, что нельзя давать лизать водным языкам наружность. Она просила тебя и предупреждала тебя. Ты же утонул в соленой бушующей бесконечности внутри себя. Ты никогда не был осторожен.
"Здесь жарко" - подмечает голос пришельца. "Здесь жарко" - вторит твой собственный, шершавый и родной. Пришелец не знает, как мерзка шкура твоя на ощупь. Пришелец не знает, что пусто не только в глазах. Пришелец не знает, что кровь твоя скисла и свернулась. Никто не узнает, что все вы давно уж протухли и покрылись плесенью.
Мгновение седовласой жизни. Голос совсем рядом звучит. Насмешливо, с издевкой, и ты, не слыша слов, ликуешь, восхищаясь их остроумием, бесишься и трещишь без умолку невнятно, не открывая рта. Ты кричишь взглядом, выплевываешь слова в лицо незнакомки и выносишь свое нежное младенческое тело на пьедестал легкого, ненавязчивого безумства, которым играешь, который пускаешь сквозь тонкие пальцы, корябаешь землю ими же, тупыми когтями на них, и уверяешь, что оставляешь в каждой прорехе частичку своей любви. Ты можешь говорить груду красивых слов и оформлять ими банкетные столы: салфетки и приборы, блюда и белые аккуратные тарелочки; но ты предпочел заорать предельно громко "ненавижу" и перечеркнуть им все, все, все.
н е н а в и ж у
И это крутится на языке днями, неделями, годами. Кроткое выражение собственных чувств, вылетевшее из детских уст, и не сумевшее уйти. Прилипло, как плохая кличка или дурацкое прозвище, просто осталось с тобой, просто шепчет на ухо приглушенным голосом, как сильно тебя любит, и возбуждает в тебе волю к жизни, которой осталось неукротимое количество.
Ах-х-х, спаси меня, ангел!..
Проклятые числа и зазубренные выражения. Вяжет тяжкими словами язык, он ворочается еле, но ты все же наступаешь, оборачиваешься против мира и идешь в наступление. Два крупных шага для маленькой туши; смеется седовласая старуха, и хлопает в ладоши осточертевшая публика. Ты со сцены своей кричишь им имя Дьявола, ты со сцены призываешь убить их ближнего своего, но слишком нем, чтобы они расслышали.
- Ждала-а-а ли, ждала ли кого-то, мил-лый! Нет! - еще вперед, вперед, толкает на грех чужая рука, толкает на преступление, разыгранное искусно и почти что по-настоящему. - Кусая губы и разбивая сердца-а-а! Любила ли, любила ли, ми-и-илый, не это ли важно, здесь, сейчас, всегда-а-а?!
Так близко, что невозможно больше дышать. Так близко, что ты, щенок, маленький и, кажется, совершенно больной, совершенно заразный, забираешь весь кислород, его едят твои жадные легкие. Ты подскакиваешь последний раз и падаешь наземь, пузо твое касается жаркой поверхности, оболочки планеты, а хвост бьет ожесточенно, вверх-вниз, вверх-вниз, будто не твой вовсе. Все крутятся немыслимо глаза твои, кажется, все уже выворачиваясь, и в них как на старой пленке, в их темноте, весь этот мир, весь этот мир, смешиваясь с твоим и растворяюсь в нем, как в серной кислоте. Что сегодня не так? Что сегодня не так?! Ты молишь ударить себя, вышибить из себя все, ты питаешься этим недоразумением, ты хочешь порцию ненависти, обрушенную против тебя, маленького мальчика, пострадавшего от мысленной репрессии.
Раз! И мы мертвы. Раздвинуты рамки хлипкие мира, ангелы поют прощальные песни, а Дьявол готов искушать новых нас. Это никогда не закончится, потому что никогда не начиналось. Шесть, восемнадцать, двести шестнадцать. Ты ненавидишь. Он ненавидит. Я н е н а в и ж у.

Ищейка оказалась довольно хорошей, раз сообщила волками о прибытии гостя на землях Гильдии. Узнав такие вести, Киарансали быстро отдала приказ о том, чтобы с ней отправились несколько хороших бойцов, ибо без битвы точно не обойтись. Небольшая группа во главе с самой Киарой мчались на подногу своим собратьями. Ветер неприятно бил по морде, но сбавлять темп нельзя было.
Шевелитесь, наглые рожи!
Подгоняла их мысленно самка, уже чувствуя, что они почти на месте. Теперь можно было замедлить бег, чтобы появиться неожиданно, но увы, этого сделать не получилось. Тигрица была там уже не одна. С ней разговаривала наши, что самку удивило. Начались утомительные переговоры, речь. Совершенно ненужная речь. Неужели так сложно просто взять и расправиться с этой тигрицей? Пожалуй, это было единственное, чего Черная Птица не способна понять. Для нее всегда была лишь одна цель - уничтожить. Никакие разговоры она не начинала никогда. Убить и все.
Киарансали не спешила высовываться. Что-то ей подсказывало, сто нужно подождать и произойдет еще что-то, и это "что-то" произошло. На территории показался еще один тигр, еще один чужак. Это уже было не уважительно и точно заслуживало смерти. Немедленной. Стражница оскалилась, обнажая острые клыки, которые уже были на голове, чтобы впиться мертвой хваткой в шею тигра и не отпускать его.
Нет я прекрасно понимаю, что слова вас не убедят, поэтому я собираюсь показать вам гораздо более существенное.
Проговорив это у себя в мыслях, Киарансали перекинулась взглядами со спутниками, давая понять, что нужно начинать действовать. В самом деле, хватит сидеть сложа лапы. И вот, вдохнув побольше воздуха, она промолвила лишь одно слово:
- Уничтожить. - это звучало спокойно, но в тоже время и агрессивно. Как только по ее команде все выскочили, Черная Птица ринулась следом, яростно нападая на тигра. Когтями, не шибко острыми, она цеплялась за телестность его, а клыки уже начали свою работу и впились мертвой хваткой в загривок полосатого.

Отредактировано Kiaransalee (2014-12-09 02:49:57)

Лаувейя нервничала.
Поистине королевское достоинство не позволяло ей выказывать на лице никаких эмоций, помимо холодного высокомерного безразличия. С самообладанием у Мудрейшей все было прекрасно, однако внутри, подобно океанским волнам, на тигрицу накатывали тревога и страх. Не за себя. Парочки Убийц, один из которых к тому же больше напоминал больного шакала, Лаувейя не боялась, прекрасно зная о масштабах своих магических сил. Но вот Рам, не наделенный никакой защитой, кроме собственных когтей и смекалки, блуждал сейчас по вражеской территории в плачевном одиночестве. И зачем только тигры решили разделиться? Приказы Мудрейших далеко не всегда соответствуют их званиям, чего уж греха таить.
Буравя крупного Убийцу стальным взглядом, тигрица мысленно молилась духам: выведите Рама из этого чертового леса, уберегите его от беды. Она знала, что если на воина нападут, он кинется в другую сторону, лишь бы увезти врагов подальше от Мудрейшей. В ином случае, если он вернется сюда, к Лаувейе, это наверняка спровоцирует волков на атаку. Более того, они вызовут подмогу. В обоих случаях тиграм едва ли повезет выбраться из этого проклятого Южного леса живыми. А потому Лаувейе оставалась лишь взывать к милосердию предков.
Ууу... Зачем же грубить? Невежливо себя вести так, когда находишься в гостях...
- Но вы здесь не хозяева. Темный принц - тиран и захватчик, а вы - всего лишь его подстилка. Слуги, рабы, пушечное мясо - как вам будет угодно. Он отправляет вас на смерть, чтобы утолить собственную жажду власти, а что дарует взамен? Страх быть убитыми от его собственных клыков.
Лаувейя не была самоубийцей, но всегда славилась великолепным стратегическим мышлением. Кошка сказала это все не просто так: она хотела понаблюдать за реакцией Убийц. Что сверкнет в их затянутом беспросветным мраком взоре: смятение, ненависть, безумие? Вея должна была знать, на что пойдет гильдия ради своего новоявленного господина. И возможно ли раздуть пламя восстания в ее рядах.
- Вы здесь... Ждали кого-то?
Взгляд тигрицы потяжелел от наполнившего его отвращения и презрения, стоило ей на мгновение направить его в сторону мелкого слабоумного волка. Лаувейя не нашлась, что ответить, не вызвав подозрений. А потому, дабы выиграть время на размышления, сделала вид, будто отвлеклась на серого гильдийца и на ритмичное тук, тук, тук... Его голова билась о плечо соплеменника с глухим, пронизывающим до самых нервных окончаний звуком. Впрочем, кошке собрать мысли воедино это не помешало. Вот только когда ироничная фраза уже сформировалась в мозгу и готова была легко слететь с языка, весь чертов мир вокруг словно замер на полувздохе...
Над лесом разнеслось громогласное рычание Рама.
На какое-то мгновение время остановилось, и все вокруг застыло в каком-то глупом, карикатурном недоумении. Спустя секунду Вселенная снова пришла в движение с головокружительной скоростью. Черный гильдиец, услышав своих, решил больше не тратить времени зря. Морду врага исказила кровожадная ухмылка, он весь подобрался, готовясь к смертоносному прыжку. Лаувейя мысленно воззвала к магии, что мерно растекалась по ее жилам вместе с кровью.
Рычание Рама вперемешку с воем Убийц нарастало. В какой-то момент, который показался целой вечностью, тигр буквально вылетел на поляну, попутно стряхивая с себя мерзких черноглазых тварей. Увидев Мудрейшую, он ни на шутку перепугался. Ведь он хотел бежать как можно дальше от нее, чтобы уберечь от Убийц.
Тем временем, один из гильдийцев попытался прыгнуть на Вею. Рам, преодолевая боль и усталость, рванулся врагу наперерез, буквально сметя того со своего пути. Воину бы повалиться на землю, но не прошло и мгновения, как он уже стоял к Лаувейе спиной, готовый защищать ее до потери пульса.
- Бросить тебя? Я скорее разорву самого Проклятого, чем оставлю тебя здесь одного, - в голосе прозвучало искреннее возмущение. Лаувейя напряженно оглядела пятерых врагов, которые смертоносным кольцом медленно сужали расстояние между собой и тиграми.
- Я могу помочь нам.
Тигрица закрыла глаза и всем своим нутром начала ощущать окутывающие ее со всех сторон невидимые жизненные силы. Она слышала и чувствовала биение вражеских сердец, то, как пульсировала в их жилах кровь. Лаувейя прониклась жизнью, наполнившую гильдийцев, и начала медленно вытягивать ее из них. Легкое голубоватое свечение, заметное только Мудрейшей, по воле ее стало наполнять могучее тело Рама. Кровь переставала лить из его ран, дыхание тигра выровнялось. Лаувейя, скрытая от глаз чужаков за широкой спиной воина, победоносно улыбнулась. Рам не пропустит к ней ни одной души. А она не даст ему умереть.

ólafur arnalds – brotsjor

С тобой спокойствие себя не знало. Извивается тело, как рыба скользкая в рыбацких руках, то подступаешь вперед, то отходишь назад, но, независимо от этого, все время движешься прыгающей походкой кругом. Она не видит тебя, такая величественная, особь королевских кровей. Рот кривится в улыбке, уши крутятся из стороны в сторону, нос то и дело втягивает потоки воздуха, глаза с ожесточением хватают детали и стреляют ими прямиком в мозг. Ты знаешь, что еще чуть-чуть. Ты знаешь, что они уже близко. Ты знаешь, что Ей не спрятаться, не сбежать, что Она поплатится за свое безразличие. Голова кивает непроизвольно, вытрясывает последние мысли о чем-то постороннем из тебя, болванчика, а тонкие лапы-ветки дергаются, отрываясь от земли на миллиметры и снова опускаясь наземь с грохотом, от которого дрожь бежит от макушки, пересчитывая ребра с позвонками, до крестца. Твой танец, танец последнего дня. Еще немного. Ты слышишь топот, ты слышишь чавканье и клацанье челюстей, ты слышишь братьев своих и сестер. Они придут, и об этом шумит трава, шепчет листва, поют птицы. Секунда, две, три... Ты прижимаешься к земле и вскакиваешь, словно на пружине, ходуном лопатки ходят, язык вываливается изо рта и одним рывком пробегает по губам, соскальзывает обратно в пасть...
И тут ты замираешь.
В эпилептическом припадке бьется сердце. Вопит сознание и шарахается, обезумев, в глухих стенах черепушки. Вынуждено жмуришь глаза, чтобы не вылетело оно, беснуясь. Она пренебрежительна к Его Превосходству. Она хочет убить Его Превосходство. Она лжет. С закрытыми глазами ты снова подбираешься вплотную, но теперь уже ступаешь плавно и чинно, что, кажется, никогда и не было тебе свойственно, разве что начнешь ты речь сейчас. Не ошиблись. Ты стоишь у самой морды тигрицы, маленький волк, всего лишь крошка от величия Принца перед великаном. Но, к большому сожалению, великан лишь ничтожество.
- Страх-х? Это великое счас-с-стье: умирать от его клыков-в... - Поднимаются твои веки, впиваются зрачки черные в ее белую шкуру. Великан равняется с землей. Ты смотришь сверху вниз. - Сме-е-ерть еретика-ам-м!
И зашумела земля вокруг, взорвалось спокойствие. На поляну ворвалось трое собратьев твоих. Два шага назад, ты занимаешь место в созданном круге. Но не перед пришедшей, ты не привык быть во главе. Скользишь меж тел к тигриному хвосту. Остаешься там, а внутри клокочет. Ты ненавидишь нападать, для этого есть артиллерия. Тебе нечего делать на поле боя. Ты приходишь после. Ты всегда приходишь чуть позже. Наслаждаясь муками умирающих, купаясь в их бессилии, ты медленно, весь в эйфории, полосуешь тела еще живущих, оставляя на них свои собственные метки. Иногда, в порывах гнева, если еле дышащий до тех пор дарит тебе его, ты вгрызаешься в его убогое тело, впадая в экстаз. У твоих лап умирает мощь. Всегда неспешно и изощренно провожаешь ты в мир иной неверных, зная, какие раны умерщвляют, а какие заставляют жить в сплошном аду. Под конец можешь взять что-то на память, что-то незначительное, но только от самых красивых. И сейчас, смотря на шкуру тигрицы, считаешь ее полоски, не иначе как выбирая подарок господину.
Река у левого твоего бока несет течением плохие вести. Ты слушаешь ее быструю песнь, переходящую на страшный рев, и прежде чем второй чужеземец появляется в поле зрения, ты видишь его, запыхавшегося и спешащего во имя спасения. Его золотистая шерсть слепит глаза, когда луч солнца прорывается сквозь тучи, но вскоре солнце вовсе перестает существовать. Остаются только нависающее небо с облаками свинцовыми, темные воды, бьющиеся о камни, и нежный запах еловых ветвей. Ты проводишь резковато лапой по насыщенно-зеленой траве, чувствуя каждую травинку, и все они, беря силу из недр земли, дают ее тебя. О, немыслимую силу, силу, которую не заполучить никому больше. Тигры думают, будто биться будут против пяти прислужников Принца. Ты улыбаешься мерзковатой улыбкой. Против них выступит все существующее, к чему принято быть невнимательным. Ты веришь, что тебе поможет Мать-Природа, как помогала каждый раз, каждое мгновение, начиная с первого твоего вдоха. В этом вдохе она подарила тебе себя.
Тебя охватывает странное чувство. Улыбка пропадает с губ, голова опускается ниже к земле, и ты воровато оглядываешься. Братья и сестры тоже ощущают что-то. Будто внутри появилось нечто совершенно иное, нечто из другого мира. Будто внутрь залезло чужое сознание и проделывает странные махинации, там, внутри каждого. На тебя не обращают внимания, где-то впереди Адамант делает рывок и остальные убийцы готовы вот-вот броситься ему на помощь, а ты находишься на другой ступени. Возможно, чуть выше, а может куда ниже, но тебя не интересует это. Щуришься подозрительно, можно подумать, что ты совершенно сбит с толку, но вот уже твое лицо медленно меняется и блаженная улыбка возвращается. Что понял ты? Нам неизвестно. Только взгляд твой вновь заскользил по полоскам белой тигрицы. Вот ты проседаешь, скорее переживаешь короткое падение, отползаешь назад. Это не вызывает уже ни удивления, ни лишнего волнения. Это вполне тебе присуще. Но в момент все тело твое подбирается, ты сжимаешься и тут же вытягиваешься струной, отрываясь от земли. Прыжок, продлившийся в твоем мозгу несколько дней. Время замедлилось в сотни раз. Ты оказываешься у самого плеча колдуньи, и, пока она глубоко ушла в магическое свое действо, цепляешься челюстями за шерсть на шее, лишь скользнув клыками по коже, и дергаешь в свою сторону, после чего как можно быстрее отцепляешься и стараешься не попасться под тигриную тяжелую лапу, попутно визгливо тявкнув, призывая семью к атаке.
Да начнется бой, прославляющий Властителя земель!

Отредактировано Сондьяк (2015-01-15 21:54:10)

Время ускорилось. Все вокруг закружилось вдруг и понеслось в невероятном вальсе, кружа и сметая на своем пути тигров, гильдийцев, прогнивший и оскверненный черной магией Южный лес... Лаувейя выпустила когти, как можно крепче вцепившись в землю, чтобы не закружиться вместе со всеми в этом танце кровожадного безумства. Казалось, что духи окунули ее в один из страшнейших кошмаров, теперь нужно лишь протянуть до рассвета, дождаться, когда теплый солнечный луч настойчиво проберется в пещеру и вытащит спящего из оков этого ужаса. Нет, нельзя расслабляться. Вея выдохнула, уводя лишние мысли на задний план. Голубое свечение зажглось с новой силой, лишая гильдийцев преимущества в битве. Мудрейшая все еще улыбалась, наблюдая за смятением приспешников Темного Принца. Рамаяши, мы выберемся! Только держись...
Но за всей этой суматохой, тигрица все же кое-что упустила. Подлый бросок столь отвратного ей существа оказался опаснее клыков убийц. Улыбка упорхнула с ее губ, сменившись гневным оскалом. Секундная слабость стоила белошкурой больше, чем просто кровоточащая  рана у шеи. Она потеряла связь. Голубое свечение растворилось в воздухе, словно его и не было. К несчастью, это почувствовали и гильдийцы. Короткого мгновения хватило для новой атаки черноглазых.
- Нет... - пролепетала одними губами. Воитель уже подоспел на помощь. Он не подвел. В отличие от нее, Мудрейшей, тигрицы с королевской выдержкой. Она просто не могла простить себе такого промаха. Ярость зажглась в сердце самки, больше она не позволит чувствам лишить ее внимания. Топот вражеских лап стучит прямо за спиной. Лаувейя приняла совсем юную волчицу мощным ударом когтистой лапы.
Благо, насколько вообще возможно обрадоваться такому стечению обстоятельств, остальные гильдийцы сосредоточились на Рамаяши, Мудрейшая снова пустила магию в ход. Рана на шее изрядно отвлекала, и после первого применения умений шамана было намного сложнее вновь окунуться в мир духов, но она смогла. Иначе нельзя. Стиснув зубы, превознемогая боль, страх и мрак. Где же этот злосчастный солнечный луч?